Неточные совпадения
Следуя данному
определению неясных
слов, как дух, воля, свобода, субстанция, нарочно вдаваясь в ту ловушку
слов, которую ставили ему философы или он сам себе, он начинал как будто что-то понимать.
— Что такое благороднее? Я не понимаю таких выражений в смысле
определения человеческой деятельности. «Благороднее», «великодушнее» — все это вздор, нелепости, старые предрассудочные
слова, которые я отрицаю! Все, что полезно человечеству, то и благородно! Я понимаю только одно
слово: полезное! Хихикайте, как вам угодно, а это так!
Он еще завернул раза три к маркизе и всякий раз заставал у нее Сахарова. Маркиза ему искала места. Розанову она тоже взялась протежировать и отдала ему самому письмо для отправления в Петербург к одному важному лицу. Розанов отправил это письмо, а через две недели к нему заехал Рациборский и привез известие, что Розанов определен ординатором при одной гражданской больнице; сообщая Розанову это известие, Рациборский ни одним
словом не дал почувствовать Розанову, кому он обязан за это
определение.
— Собственность! — ответил он докторальным тоном, — но кто же из нас может иметь сомнение насчет значения этого
слова! Собственность — это краеугольный камень всякого благоустроенного общества-с. Собственность — это объект, в котором человеческая личность находит наиудобнейшее для себя проявление-с. Собственность — это та вещь, при несуществовании которой человеческое общество рисковало бы превратиться в стадо диких зверей-с. Я полагаю, что для «деточек» этих
определений совершенно достаточно!
Определение это до такой степени верно, что тут нельзя ни убавить, ни прибавить ни одного
слова, ни одной буквы, ни одной йоты.
А так как с подобного рода
словами обыкновенно обращаются очень неряшливо, то выходит, что выражение, само по себе требующее
определения, делается, вследствие частого употребления, определяющим, дающим окраску целой совокупности жизненных подробностей.
— Теперь уж жертвы не потребую — не беспокойтесь. Я благодаря людям низошел до жалкого понятия и о дружбе, как о любви… Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне вернейшим
определением этих двух чувств, как я их понимал и как они должны быть, а теперь вижу, что это ложь, клевета на людей или жалкое незнание их сердца… Люди не способны к таким чувствам. Прочь — это коварные
слова!..
Зная, что противоречие, существующее между учением Христа, которое мы на
словах исповедуем, и всем строем нашей жизни нельзя распутать
словами и, касаясь его, можно только сделать его еще очевиднее, они с большей или меньшей ловкостью, делая вид, что вопрос о соединении христианства с насилием уже разрешен или вовсе не существует, обходят его [Знаю только одну не критику в точном смысле
слова, но статью, трактующую о том же предмете и имеющую в виду мою книгу, немного отступающую от этого общего
определения.
Образцом того полного отсутствия какого-нибудь подобия
определения того, что понимается под
словом «ересь», может служить суждение об этом предмете ученого историка христианства Е. de Pressensé в его «Histoire du Dogme» с эпиграфом «Ubi Christus, ibi Ecclesia» (Paris, 1869).
Этих
слов было достаточно, чтобы расшевелить желчь в душе Боброва. Его всегда выводил из себя узкий, мещанский словарь Зиненок, с выражениями вроде: «Она его любит, но не уважает», «Она его уважает, но не любит». Этими
словами в их понятиях исчерпывались самые сложные отношения между мужчиной и женщиной, точно так же, как для
определения нравственных, умственных и физических особенностей любой личности у них существовало только два выражения: «брюнет» и «блондин».
Если внимательно присмотреться к
определению критики «судом» над авторами, то мы найдем, что оно очень напоминает то понятие, какое соединяют с
словом «критика» наши провинциальные барыни и барышни и над которым так остроумно подсмеивались, бывало, наши романисты.
Сенечка начал к каждому
слову прибавлять слово-ерс, а это означало, что он уж закипает. Право вести войну казалось ему до такой степени неоспоримым, а
определение неблагонадежности посредством неблагонадежности же до такой степени ясным, что в моих безобидных возражениях он уже усматривал чуть не намеренное противодействие. И может быть, и действительно рассердился бы на меня, если б не вспомнил, что сегодня утром ему"удалось". Воспоминание это явилось как раз кстати, чтоб выручить меня.
— Отличное
определение сословных элементов! — воскликнул при этом Бегушев, все время сидевший потупя голову и довольно внимательно прислушивавшийся к
словам Хмурина.
Но если под прекрасным понимать то, что понимается в этом
определении, — полное согласие идеи и формы, то из стремления к прекрасному надобно выводить не искусство в частности, а вообще всю деятельность человека, основное начало которой — полное осуществление известной мысли; стремление к единству идеи и образа — формальное начало всякой техники, стремление к созданию и усовершенствованию всякого произведения или изделия; выводя из стремления к прекрасному искусство, мы смешиваем два значения этого
слова: 1) изящное искусство (поэзия, музыкант, д.) и 2) уменье или старанье хорошо сделать что-нибудь; только последнее выводится из стремления к единству идеи и формы.
Очень легко показать неприложимость к возвышенному
определения «возвышенное есть перевес идеи над образом», после того как сам Фишер, его принимающий, сделал это, объяснив, что от перевеса идеи над образом (выражая ту же мысль обыкновенным языком: от превозможения силы, проявляющейся в предмете, над всеми стесняющими ее силами, или, в природе органической, над законами организма, ее проявляющего) происходит безобразное или неопределенное («безобразное» сказал бы я, если бы не боялся впасть в игру
слов, сопоставляя безобразное и безобразное).
И в самом развитии идеи прекрасного
слово «жизнь» очень часто попадается у Гегеля, так] что, наконец, можно спросить, есть ли существенное различие между нашим
определением «прекрасное есть жизнь» и [между
определением его: ] «прекрасное есть полное единство идеи и образа»?
Нисколько не думая, чтобы этими
словами было высказано нечто совершенно новое в истории эстетических воззрений, мы, однако же, полагаем, что псевдоклассическая «теория подражания природе», господствовавшая в XVII–XVIII веках, требовала от искусства не того, в чем поставляется формальное начало его
определением, заключающимся в
словах: «искусство есть воспроизведение действительности».
Здесь прежде всего заметим, что
словами: «искусство есть воспроизведение действительности», как и фразою; «искусство есть подражание природе», определяется только формальное начало искусства; для
определения содержания искусства первый вывод, нами сделанный относительно его цели, должен быть дополнен, и мы займемся этим дополнением впоследствии.
Газетное известие о смерти этого человека
слово в
слово заключается в следующем: «Скончался Бенни, английский подданный, высланный за границу (России) по
определению правительствующего сената.
— Зачем же он это сделал? Ему-то что? — Ну, вот, поди же!.. Одно
слово псих! — решил Сельский, выговаривая это
определение с невыразимым презрением. — Еще куда бы ни шло, если б он самому дяде Васе сказал, — дядя Вася не обратил бы внимания, а то он в дежурной прямо на директора наткнулся, да и бухнул при нем. А директор взял да и оставил Караулова до рождества без отпуска. Может быть, даже погоны снимут…
Я хотел было выписать что-нибудь поболее из
слов Мирошева, для
определения его характера и для подтверждения моего мнения, но нечего выписать, не на чем остановиться: нет ни одного особенно замечательного
слова, ни одного выдающегося движения; но таков и должен быть Мирошев.
Да, скорее месть, если уж так необходимо старое
слово для
определения нового и незнакомого чувства.
Это, по кадетским
определениям, выходило так, как будто он «доил
слова из носа».
Никита не может повторить даже этих четырех
слов. Грозный вид унтер-офицера и его крик действуют на него ошеломляющим образом; в ушах у него звенит; в глазах прыгают знамена и искры; он не слышит мудреного
определения знамени; его губы не двигаются. Он стоит и молчит.
Теория Шлейермахера, выражаясь современным философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом значении, как сторона духа, по настойчиво повторяемому
определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога чувством, другими
словами, ему приписывается значение гносеологическое, т. е. религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Мысль первее нашего разума, «в начале бе
Слово», и хотя наш теперешний разум вовсе не есть нечто высшее и последнее, ибо он может и должен быть превзойден, но превзойти мысль уже невозможно — она есть онтологическое
определение космического бытия, соответствующее второй божественной ипостаси Логоса: «вся тем быша, и без него ничто же бысть, еже бысть» (Ио. 11:3).
Миф возникает из религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного, некое богодейство, — другими
словами, миф имеет теургическое происхождение и теургическое значение [По
определению В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление человеком божественных сил в самом реальном бытии природы» (Соловьев В. С. Соч.
Слово сие и есть, согласно контексту,
определение Божие о том, что в браке бывают «двое одной плотью», причем «вместить это
слово» дано не всем.
Разум, предоставленный своим силам, может и должен идти лишь апофатическим путем, положительные же
определения Божества могут составлять только предмет откровения и содержатся в
Слове Божием, где сообщаются различные имена Божий; анализу значения этих имен и посвящен трактат.
Направление, в котором следует искать такое
определение, дано уже в самом
слове, выражающем основное существо религии и содержащем поэтому суммарную мысль о ней: religio — religare — связь, связывать, соединять.
С «самостоятельным хотением» вступает в жизнь и Подросток. На груди у него документ, дающий ему шантажную власть над гордою красавицею, а в голове — «идея». Идея эта — уединение и могущество. «Мне нужно то, что приобретается могуществом и чего никак нельзя приобрести без могущества; это — уединенное и спокойное сознание силы! Вот самое полное
определение свободы, над которым так бьется мир! Свобода. Я начертил, наконец, это великое
слово… Да, уединенное сознание силы — обаятельно и прекрасно»…
Пушкин называл славу яркой заплатой на рубище, все мы понимаем ее по-пушкински, то есть более или менее субъективно, но никто еще не дал ясного, логического
определения этому
слову.
Она со временем определит это. Если же спросить, чем руководствоваться в
определении законности и незаконности потребностей? то на это смело отвечают: изучением потребностей. Но
слово потребность имеет только два значения: или условие существования, а условий существования каждого предмета бесчисленное количество, и потому все условия не могут быть изучены, или требование блага живым существом, познаваемое и определяемое только сознанием и потому еще менее могущее быть изученным опытной наукой.
Не говоря о неточностях, тавтологиях, которыми наполнены все эти
определения, сущность их всех одинакова, именно та, что определяется не то, что все люди одинаково бесспорно разумеют под
словом «жизнь», а какие-то процессы, сопутствующие жизни и другим явлениям.
Под большинство этих
определений подходит деятельность восстанавливающегося кристалла; под некоторые подходит деятельность брожения, гниения, и под все подходит жизнь каждой отдельной клеточки моего тела, для которых нет ничего — ни хорошего, ни дурного. Некоторые процессы, происходящие в кристаллах, в протоплазме, в ядре протоплазмы, в клеточках моего тела и других тел, называют тем
словом, которое во мне неразрывно соединено с сознанием стремления к моему благу.
Он всегда говорил:"Первое дело —
определение, определи ты мне, что такое стол?"И что же, мой друг Маша, ни наш учитель словесности, ни мы, писавшие уже стихи и даже критические статьи, никогда не могли определить в десяти
словах, ясно и точно, что такое стол.
С другой стороны, этот же народ знает любовь «как синоним жалости», знает, однако, если можно так выразиться, в своей бессознательной мудрости, не вдаваясь в психологию этого
определения, но лишь заменяя порой
слово «люблю»
словом «жалею».
Но ее, разумеется, не послушали. теперь же, когда пошла речь об
определении мальчика в училище, «откуда в попы выходят», с Керасивной сделалась беда: ее ударил паралич, и она надолго потеряла дар
слова, который возвратился к ней, когда дитя уже было определено.
Словом, Вишневский, по короткому, но меткому
определению простых людей, был «пан, як се належи — як жубр из Беловежи», то есть он был барин как следует, все равно что зубр из Гродненской пущи, который не чета обыкновенным быкам, а всех их отважнее и сильнее.
В
словах этих нет никакого противоположения и даже нет никакого
определения того, что можно или нельзя разводиться.